Главная » 2012 » Январь » 2 » Рассказы, Булычев Кир, читать или скачать бесплатно эту книгу.
19:14 Рассказы, Булычев Кир, читать или скачать бесплатно эту книгу. |
| Скачайте и откройте один из архивов.
После этого вам будет доступен для скачивания файл: Рассказы, Булычев Кир, читать или скачать бесплатно эту книгу. . Если файл не скачивается, воспользуйтесь дополнительной ссылкой и распакуйте
следующий архив. |
|
Рассказы, Булычев Кир, читать или скачать бесплатно эту книгу.">Ссылка: "Рассказы, Булычев Кир, читать или скачать бесплатно эту книгу." |
|
Рассказы, Булычев Кир, читать или скачать бесплатно эту книгу.">Зеркало: "Рассказы, Булычев Кир, читать или скачать бесплатно эту книгу." |
|
Рассказы, Булычев Кир, читать или скачать бесплатно эту книгу.">Зеркало 2: "Рассказы, Булычев Кир, читать или скачать бесплатно эту книгу." |
|
Файл: Рассказы, Булычев Кир, читать или скачать бесплатно эту книгу. - был проверен антивирусом Kaspersky Antivirus и ESET NOD32. Вирусов не обнаружено!
|
Читать Булычев Кир Рассказы скачать Булычев Кир Рассказы можно отсюда
в революцию. Сесе старался быть спокойным и даже
оптимистичным. Он объяснил, что перерыв только до весны. Как потеплеет,
уроки возобновятся. Сказал, что мы будем заниматься самостоятельно по
программе, которую он даст индивидуально, что можно ходить к нему домой на
консультацию. Он так горячо говорил, что мы поняли - школа для нас
кончилась.
Ким пошел из школы со мной. По улице мело. Мы прошли мимо нашего
Огонька. За последние дни он подрос, стал с футбольный мяч, жар
чувствовался уже в десяти шагах, воздух стремился к Огоньку.
Ким дошел до моего подъезда. Наш дом двухэтажный, барачного типа,
остался еще с первых пятилеток. Мне было холодно. Ким хотел сказать что-то
важное. Поэтому закурил. Потом сказал:
- Оль, выходи за меня замуж.
Это было совсем неумно. Бред какой-то.
- Ты что? - сказала я. - Я об этом совсем не думала.
- Я серьезно говорю, - сказал Ким.
- Если ты боишься орора, я тебе даю слово, что нам всем - отцу,
братьям и мне - в Москве делали анализ, мы не носители.
- Я не о том.
- А о чем?
- Мне шестнадцать. Недавно исполнилось. Тебе тоже. Я понимаю, если бы
тебе было двадцать, ну хотя бы восемнадцать. Люди никогда не женятся в
нашем возрасте.
Я, наверное, говорила очень серьезно, как учительница, и он
рассмеялся.
- Ты дура, - сказал он. - Люди не женятся, а мы поженимся.
- Ты мне очень нравишься, - сказала я. - Честное слово. Но давай
поговорим об этом через два года.
- Через два года будет не с кем говорить, - сказал Ким. - Потому что
мы с тобой будем мертвые.
- Не говори глупостей.
- Ты это тоже знаешь. И трусишь. А я тебе говорю - пускай у нас будет
счастье.
- Это не счастье, - сказал я. - Это не счастье - делать то, чего мы
не хотим.
- Я хочу.
- Ты глупый мальчишка, - сказала я. - Ты струсил.
- Я не струсил. Я лучше тебя все понимаю. Мать умерла при мне.
- При чем тут это?
- Это все вместе, - сказал он. - Земле надоело нас терпеть. Почему ты
хочешь подохнуть просто так, даже не взяв, что успеешь?
- Ты думаешь, если плохо, то все можно?
- Завтра об этом догадаются все. И законов больше не будет.
- Пир во время чумы? - спросила я.
- Конечно. Ты подумай. Завтра я спрошу.
- Уходи, - сказала я. - Мне неприятно.
- Законов не будет, - усмехнулся он. - Только сила.
- И где ты этого наслышался? - возмутилась я.
Тогда Ким ушел.
Я смотрела ему вслед - такой обыкновенный мальчишка. Хорошенький,
чернявый, на гитаре играет, в авиамодельном кружке занимался. И мне стало
очень страшно, потому что он сказал про силу. Может, это был детский
страх, а может - женский. Еще вчера у меня было место, где собирались
такие же люди, как я, - школа. И был порядок. Школы нет, а Ким в один день
стал не мальчиком. Или я не заметила раньше?
Я не пошла домой. Был день, светло. Только холодно.
Я поднялась по Узкой улице, мне захотелось посмотреть на наш поселок
сверху. Дверь в церковь была открыта, и перед ней много людей. Внутри
пели. Я никогда не видела столько людей у церкви. А внутрь даже не
войдешь. Я вдруг подумала: сейчас по всей Земле люди куда-то идут, только
не сидеть дома. Одни - в церковь, другие в мечеть, третьи - в райком,
потому что хочется найти защитника.
Я вышла на обрыв. Река рано замерзла, и по ней неслась снежная пыль.
Ветер был ужасный. Я вдруг посмотрела вверх и подумала: почему все говорят
про летающие тарелочки? Вроде бы их видели. Почему они не прилетают?
Именно сейчас они должны прилететь и помочь. Надо бы сказать маме про Кима
- может, это смешно? Но потом поняла, что мама страшно испугается. Она
каждый день приносит с работы разные истории - про самоубийства, про
грабежи. На станции я сама видела военные патрули - никогда еще не было
военных патрулей на тихой пригородной станции.
Я не знаю, почему стало так плохо с энергией - это было во всем мире.
Но вечерами телевизор еще работал. Через несколько дней после того, как
закрылась школа, я увидела по телевизору съемку Земли со спутника - не
помню, как называлась передача. Мама тоже была дома, еле живая после
дежурства. Она рассказывала, как в больнице делают железные печки. Им
привезли дрова - некоторые препятствия закрыты, и все рабочие рубят лес,
чтобы не замерзли города. Мы сидели дома и смотрели на Землю сверху. И
тогда я поняла, как плохие наши дела. Огоньков на Земле было много тысяч.
Они горели точками по всей суше, только неравномерно - в некоторых местах
пылали впритык друг к дружке, в других, например в тундре, их куда меньше.
Всего их было столько, словно какой-то злодей истыкал иголкой полотно
Земли.
Мы с мамой знали, что Огоньки не только плодятся, но и растут. Мама
сказала:
- Еще совсем немного, и они соединятся.
- И тогда будет новое Солнце, - сказала я.
А диктор говорил, какие общие исследования ведут ученые разных стран.
Потом - об энергетическом голоде и изменении климата на всей Земле из-за
того, что количество кислорода в атмосфере уменьшилось и происходит
интенсивное испарение. Поэтому облачный слой почти непроницаем для
солнечных лучей и растения не получают света и тепла. Произошло резкое
похолодание, и надо ждать сильных бурь. Потом нас призывали к спокойствию
и порядку.
Я почти перестала спать. Я видела, что случилось, когда новый Огонек
проснулся под домом у станции. Дым был до самых облаков - весь дом сгорел,
даже не все успели убежать. И мне начало казаться, что если я засну, то
под нашим домом тоже появится Огонек и я не успею убежать.
Потом налетела первая из больших бурь. Она началась ливнем. Ливень
сожрал снег, на реке появились полыньи. Ливень не прекращался, а ветер
становился все сильнее. С некоторых домов сорвало крыши. Мать оставалась в
больнице - их перевели на казарменное положение. Бензин выдавали только
"Скорой помощи" и милиции.
Я как-то пробралась к маме - очень проголодалась. Дома все кончилось,
я думала, у мамы должна быть какая-то еда. Больные лежали в коридорах и в
холле. Некоторые просто на полу. Мать вынесла мне тарелку супа, и я съела
его, сидя у горячей печки. Мама была совсем худая, глаза красные, она
сказала, что у них больше всего сердечников и астматиков - люди умирают от
перепадов давления и недостатка кислорода. Еще там было много покалеченных
и даже с огнестрельными ранами - мама шептала мне про то, как милиция
сражалась с бандой грабителей и было много убитых и раненых. Она велела
мне переехать в больницу - тут спокойнее, а дома опасно. К тому же в
больнице не хватает санитарок, от меня будет польза. Потом она рассказала,
что возле госпиталя был Огонек, но он погас - это было так странно, что
приезжала комиссия из Москвы. Они ничего не нашли, даже следов Огонька.
Когда буря немного улеглась, я пошла домой, чтобы собрать вещи, и
встретила Холмика. Я его давно не видела. Холмик сказал, что он в дружине
- собирают в магазинах и на складах продукты и теплые вещи, свозят в
стационарные склады, потому что их охраняют солдаты.
- Каждый должен делать полезное.
Мы с ним стояли совсем близко от Огонька, что горит во дворе дома. Я
к этому Огоньку привыкла. И каждый день смотрела, как он понемножку
растет.
Холмик был возбужден, ему казалось, что он делает что-то нужное. А я,
насмотревшись на больных, сказала ему со злостью:
- Ты хочешь, чтобы мы умерли на неделю позже?
- Я хочу, чтобы не умирали.
- У тебя есть надежда?
Я спросила, потому, что хотела, чтобы меня кто-нибудь успокоил.
- Да, - сказал Холмик. - Потому что Земля больна оспой. А каждая
болезнь проходит.
- Это ты сейчас придумал?
- Это только образ.
Мы отошли под стену, где меньше дуло. Я спросила, кого из наших он
видит. Холмик сказал, что с ним в дружине Селиванов. Я удивилась, потому
что Селиванов тупой и бездельник.
- Люди меняются, - сказал Холмик. Потом подумал и добавил:
- У нас тоже не все ангелы. Некоторые берут для себя.
Но не стал объяснять, относилось это к Селиванову или нет. И еще
сказал:
- Вчера вечером расстреляли трех мародеров. Только я не пошел
смотреть.
- А Кима не видел?
- Нет. Селиванов говорил, что он уехал в Москву.
- Спасибо.
- Ты за что благодаришь?
- Неважно. А как Сесе?
- Ничего, - сказал Холмик, но так сказал, что я сразу же стала
настаивать: что случилось?
- Он болеет, - сказал Холмик.
- Чем болеет?
- У него орор.
- Не может быть!
- Почему?
- Ты сам видел, сам?
Я поняла, что все могут умереть или заболеть, а Сесе не может, не
должен, потому что это несправедливо!
- Да, - сказал Холмик. - Я его видел.
- Он в Москве? В больнице?
- Нет. Он дома.
- Почему?
В Москве больницы переполнены. Ты не представляешь, что там делается.
Теперь у кого орор, остаются дома.
- Я скажу маме - его возьмут к нам в больницу.
- Не возьмут. И он сам не согласится. Он же понимает.
- Что здесь можно понимать?
- То, что в больницах еле справляются с теми, кому можно помочь.
Орорным помочь нельзя, ты же знаешь!
- Но ведь говорили про сыворотку!
- Оля, я пошел, ладно? Некому сейчас делать сыворотку.
Он убежал, а я пошла домой. Я думала, что надо навестить Сесе. Кто за
ним ухаживает? Ведь он жил один, рядом со школой.
Я вернулась к Огоньку. Он был такой же, как вчера. Ведь он живой или
почти живой. Он растет. Он хочет всех нас убить. Или он не знает, что
убивает? Между мной и Огоньком был железный столбик - его поставили, когда
огораживали Огонек. Если стоять, прижавшись щекой к углу дома, то край
Огонька касается столбика. Коснулся, мигнул, отодвинулся. Снова
коснулся... Уйди, говорила я ему, пожалуйста, уйди... Долго смотреть на
Огонек нельзя - болят глаза. Оспа Земли, повторяла я про себя. Оспа,
которая может покрыть всю кожу, и тогда больной сгорит. И это случится
очень быстро. Если бы я знала, что я сейчас умру, но мама будет жить, и
Холмик будет жить, и Дашка, - это было бы плохо, но не так страшно,
честное слово. Но если я знаю, что вместе со мной умрут все, даже самые
маленькие ребятишки, и вместо всех домов и церквей, музеев и заводов будет
только огонь, - это страх непереносимый.
И у меня в сердце была такая боль, что я забыла о Сесе.
Холодно-холодно и тошнит.
У самого дома меня вырвало. Может быть, потому, что я долго не ела, а
тут целую тарелку супа в больнице. Может, от ужаса. И сколько мне жить в
этом ужасе? Мама говорила в больнице, что у них много самоубийц, которые
не сумели себя убить. Оказывается, больше половины самоубийц остаются
живыми.
Я включила телевизор, но он не включался.
Снова начался ливень, он бил по стеклу, словно кулаками. Стало
темнеть, и дали свет.
Я экономила свет, у меня горела только одна лампочка в большой
комнате. Ливень стучал в окно, и я не сразу поняла, что там - человек,
который тоже стучит. Я не подумала, что это может быть Ким, и открыла. Мне
было не страшно - мне было все равно.
Это был Ким.
Он был в кожаной куртке и кожаных штанах. Совсем пижон. И кепка у
него была черная кожаная. Он отпустил черные усики.
- Привет, - сказал он. - Где мать?
- В больнице, - сказала я. - А мне сказали, что ты в Москве.
- Я в Москве, - сказал он. - Там все лучшие люди.
Я поняла, что он пьяный.
- Ты чего приехал? - спросила я. Ты помнишь наш разговор?
- Кимуля, - сказала я. - Неужели ты об этом можешь думать? Я сегодня
была в больнице. У мамы. Ты бы посмотрел. И Сесе болен.
- Пустые слова, - сказал он и глупо засмеялся. Он сел в кресло и
вытащил из-за пазухи пистолет, настоящий, черный, блестящий, словно
мокрый.
- Видишь? - сказал он. - Пир во время чумы. Предлагаю участие.
- Дурак ты, Ким, - сказала я.
- Я на тачке приехал, - сказал он. - Дружок ждет. Мы славно живем.
Делаем дело и уходим. Москва большая.
- Ну чего ты выступаешь? - сказала я. - Меня ты не удивишь.
- Ты не поверила? Смотри.
Ким засунул руку в верхний карман куртки и вытащил оттуда горсть
каких-то ювелирных бранзулеток.
- Хочешь? - сказал он. - Все твое!
- А зачем? Кому это теперь нужно?
- Находятся чудаки. Даже не представляешь, сколько. Меня тут
поцарапало - перестрелка случилась с патрулем.
Мне было с ним очень скучно, словно он - мальчик на сеансе про
американских гангстеров, а я - взрослая зрительница.
Он поднялся, и я спокойно смотрела на него.
Ким поигрывал пистолетом.
- Пошли, - сказал он. - Я в самом деле про тебя думал. Все время. Я
тебе все достану - все, что ты хочешь. И шмотки, и жратву. Ты будешь моей
королевой, честное слово. Меня в организации уважают. Я двух милиционеров
пришил, честное слово. У нас знаешь сколько баб - а я к тебе.
- Ты еще маленький, - сказала я.
Он поднял пистолет и прицелился в меня.
- Олька, - сказал он, будто играл роль, - у тебя нет выбора. Ты моя.
- Уходи, - сказала я. - Мне собираться надо, я к маме в больницу
переезжаю.
Он пошел ко мне, не выпуская пистолета, а я стала отступать, мне все
еще не было страшно.
Вдруг он отбросил пистолет и схватил меня.
- Я докажу! - повторил он. - Я сейчас докажу.
Он стал валить меня на диван. Он разодрал мне на груди платье и
оцарапал шею. Если бы я тогда испугалась, я бы, конечно погибла - он бы
сделал все, что хотел. Но я не боялась, и мне было скучно и противно,
словно я смотрю со стороны. Я думала: как сделать ему больно? Простите, но
я укусила его в нос. Это как-то неприлично звучит. А он закричал, и я
поняла, что правильно сделала. Я побежала к открытой двери на улицу, хотя
знала, что там его дружок.
Я выскочила на улицу. Там в самом деле стояла Волга", за рулем сидел
парень, но он не смотрел в мою сторону. Я не могла звать на помощь - была
такая буря! А услышат - кто посмеет выйти?
Ким выскочил с опозданием и не видел, куда я побежала, но к тому
времени его дружок опомнился и показал.
Я обернулась и увидела, как Ким прыгнул в машину. Волга" рванула с
места.
Я забежала за угол и чуть не попала под газик.
Это был зеленый газик с красной звездой на боку. Я отскочила к стене
и увидела напряженное лицо солдата за рулем. Тут же газик затормозил -
чуть не столкнулся с" Волгой". Ким открыл дверь и начал стрелять по
газику. Оттуда выскакивали люди. Они тоже стреляли. Один из солдат упал,
головой в лужу. Был грохот и крики, а мне казалось, что это ко мне не
относится. Потом все кончилось. Я видела, как солдаты заносили своего в
газик, а Кима и его дружка положили в" Волгу". Туда сел солдат, и Волга"
уехала. Офицер из газика в мокром плаще подошел ко мне и спросил:
- Других не было?
- Нет, - сказала я.
- Ты иди домой, - сказал офицер. - Иди, тебе здесь нечего делать.
Лил дождь, а лужа, в которой раньше лежал солдат, была красной.
Я пошла домой, но не дошла, а остановилась возле Огонька. Мне не было
жалко Кима, потому что это был чужой Ким.
- Вот видишь, к чему это приводит, - сказала я Огоньку.
Я была совсем мокрой, в рваном платье. И тут я увидела, что за то
время, как я не встречалась с Огоньком, у него появился младший братишка.
Я смотрела на железный столбик. Мой старый Огонек еще больше подрос, край
его залез за столбик, а малыш был совсем маленький, как мухоморенок рядом
с мухомором.
Идти в таком виде к маме в больницу - только пугать ее. Я вернулась
домой и почти сразу заснула - такая у меня была реакция.
Ночью я просыпалась от страха. Я задним числом перетрусила. Мне
казалось, что кто-то пробрался в дом и сейчас он со мной что-то сделает, а
может, убьет, но я не могла отогнать сон настолько, чтобы проверить,
заперта ли дверь.
Я проснулась поздно. Было тихо. И я целую минуту лежала совсем
спокойно, в хорошем настроении и думала: почему не надо идти в школу?
Потом минута прошла, и я все вспомнила. Я попыталась включить телевизор,
но он не работал. Было полутемно, хотя часы показывали девять часов. Я
выглянула в окно - над улицей нависла почти черная туча - вот-вот
выплеснется. Я стала быстро собираться. Кожаная кепка Кима лежала на полу.
Я выкинула ее в мусорное ведро. Потом собрала свою сумку - только самые
нужные вещи, словно собиралась на экскурсию. Я решила, что отнесу вещи, а
потом схожу к Сесе. Обязательно. Ведь я не боюсь заразится?
Но в больницу я не пошла. Я подумала, что пока я буду ходить в
больницу, Сесе может умереть. Я оделась потеплее, перерыла всю кухню, пока
нашла полпачки сахара - даже странно, что не видала ее раньше. Больше мне
нечего отнести Сесе.
Я поспешила к Сесе, пока не началась новая буря. Воздух был тяжелый,
и я сразу запыхалась, пришлось перейти на шаг. Сесе жил в трех кварталах,
рядом со школой, у него свой маленький дом - это дом его отца, который
когда-то был директором нашей школы, но умер.
У дома я встретила Шуру Окуневу, старшую сестру Даши. Она спросила,
не видела ли я ее Петьку. Петька убежал на улицу, а она волнуется. Я
сказала, что не видела. И спросила: Сесе дома? Это был глупый вопрос.
- Ты что, не знаешь? - спросила Шура. - У него же орор, может, он
помер.
- А ты к нему не ходила?
- Ты что! У меня ребенок. Мне бы его сохранить.
- Я к нему пойду.
- Олька, - сказала Шура убежденно. - Нельзя. Он все равно, что умер.
А это верное заражение, ты у любого спроси - сегодня орор хуже чумы.
- Я пойду.
- Тогда больше ко мне не подходи и вообще к людям не подходи! -
закричала Шура.
Я понимала, что она психует: в такие дни иметь ребенка - это вдвое
хуже.
Шурка побежала дальше, крича своего Петьку, а я пошла к Сесе.
Дверь к нему была открыта.
Я спросила, есть ли кто дома.
Сесе не ответил, и я вошла.
Он был совсем плохой. Страшно худой - скелет, а на лице и на руках
красные пятна. Руки покорно лежат на одеяле, и сам он покорный.
Он увидел меня - глаза расширились.
- Здравствуйте, - сказала я, - я пришла, может, надо что?
- Не подходи, Николаева, - сказал он. - Нельзя.
- Ничего, - сказала я, но осталась стоять у двери. Я даже не
подозревала, что человек может так измениться. Я понимала, что он скоро
умрет.
На столике стоял пустой стакан.
- Вы пить хотите? - спросила я, чтобы не стоять просто так.
- Не надо.
Я прошла к кровати, взяла стакан и пошла на кухню. На кухне было
запустение, но кто-то здесь недавно был. Значит, кто-то ходит. А я
боялась.
У плиты стоял газовый баллон, и в нем еще оставался газ. Я включила
его, поставила чайник, достала сахар. Вернулась к Сесе.
- Вот видишь, - тихо сказал Сесе. - Не повезло.
- Ничего, - сказала я, - вы еще поправитесь.
- Спасибо.
- А кто к вам приходит?
- Ты не знаешь?
- Нет.
- Холмов.
- Холмик? А мне он ничего не сказал.
- Это опасно. Вы, ребята, не понимаете, как опасно.
- Все очень опасно, - сказала я серьезно. - Потому что меняются люди.
- А как там огоньки? - спросил Сесе.
- Вчера новый родился за нашим домом, - сказала я. - Совсем
маленький.
Он закрыл глаза, потому что ему трудно было говорить.
- Я буду у мамы в больнице, возьму лекарств.
- Не надо, - еле слышно сказал Сесе. - они нужны живым.
Чайник закипел, я сделала сладкий напиток. Потом напоила его.
Сесе не разрешал, но он был такой слабый, почти невесомый, и я его
все равно напоила. Мне было бы стыдно этого не сделать. Он немного попил,
но больше не смог. Он закрыл глаза, а я ему что-то хотела сказать и никак
на могла придумать, что.
И я сказала ему, как я его люблю, как я всегда его любила, потому что
он самый красивый и умный. Еще с седьмого класса любила. Он вдруг начал
плакать - только слезами, лицо было неподвижно. Он велел мне уйти.
На улице меня поймал такой ливень, какого я еще не знала.
Было темно, как глубокой ночью, и я даже заблудилась. Я шла и все
время натыкалась на стены. Я плохо соображала. Но тут я увидела наш
Огонек. Я добралась до угла дома, стояла там и смотрела на Огонек с
ненавистью, как будто он был виноват в болезни Сесе.
Было все еще темно, но дождь вдруг ослаб. Я поглядела на железный
столбик - и увидела, что край Огонька не достает до него. А маленький
Огонек не увеличился.
Я стояла и глядела на Огонек, словно загипнотизированная. Не знаю,
сколько простояла. И тут услышала далекий крик. Почти сразу большой Огонек
съежился, а второй, малыш, мигнул и исчез.
Я обрадовалась. Значит, правда, они могут исчезать.
Потом забежала домой, взяла сумку и пошла в больницу.
По дороге встретила Шурку Окуневу.
Она поднималась от реки, еле живая, словно ее палками побили. Она
тащила на руках Петьку - Петьке уже шесть лет, тяжелый, она запыхалась.
Увидела меня и начала кричать, словно я была виновата:
- Я же звала! - кричала она. - Я же звала и никого!
- Нашла? - спросила я. - Вот и хорошо.
- Ты не понимаешь. - Холмик утонул! Он моего Петьку вытащил, а его
унесло! Я сама видела!
- Где? - Я бросила сумку и побежала к реке.
Вслед кричала Шурка, потом она бежала за мной, она не замечала, что
Петька тяжелый и мокрый, она все время повторяла:
- Я же не могла... Он за бревно держался, он Петьку вытолкнул, а река
- ты же знаешь... Я Петьку тащила...
Река была вздувшейся, громадной, по ней неслись бревна, какие-то
ящики... ни на берегу, ни в воде не было ни одного человека.
- Может, его выбросило на берег? - Я просто умоляла Шурку
подтвердить, а она не смогла.
- Я видела - его голова там, на середине, появилась - и все...
Я взяла у нее Петьку, он устало плакал.
Мы по очереди несли его на косогор. Уже наверху я спросила:
- Ты кричала?
- Ой, как я кричала! - ответила Шурка.
Я отдала ей Петьку.
- Согрей его, - сказала я.
- Я кричала - и никого, - повторила Шурка и ушла.
И тогда я решила, что к маме пока не пойду. Мне нужно поговорить с
кем-то серьезным, который захочет поверить.
Дошла до станции. Уж не помню, как.
На станции были люди. Солдаты и дружинники вытаскивали из вагонов
мешки. За путями, у стрелки горел Огонек.
Я увидела того лейтенанта, который говорил со мной вчера.
- Мне надо в Москву, - сказала я. - Обязательно. Может я ошибаюсь. Но
если я не ошибаюсь, тогда есть надежда.
- Поезда не ходят, - сказал он. - Ты же знаешь. И в Москве такие
пожары...
- Тогда я вам скажу.
Его позвали, но он посмотрел мне в глаза и крикнул:
- Погоди, без меня!
А мне сказал:
- Говори, девочка.
И я ему сказала про совпадения. Про то как увеличился Огонек, когда
пришел Ким, про то, как он чуть-чуть уменьшился, когда я пришла от Сесе,
как погас малыш, когда Холмик вытащил Петьку, а сам не смог выбраться из
реки.
Мы с лейтенантом добрались до Москвы на его газике.
И я все это повторила здесь.
Я знаю, что есть надежда. Никто раньше об этом не догадывался, потому
что не искал связи между нами и Огоньками. Если нет надежды, ее надо
искать там, где не искали.
Нет, я не смогу остаться здесь. Холмика нет, и некому даже напоить
Сесе. Вы просто не представляете, какой он человек.
И мама, наверное, уже с ума сходит.
МОЖНО ПОПРОСИТЬ НИНУ?"
- Можно попросить Нину? - сказал я.
- Это я, Нина.
- Да? Почему у тебя такой странный голос?
- Странный голос?
- Не твой. Тонкий. Ты огорчена чем-нибудь?
- Не знаю.
- Может быть, мне не стоило звонить?
- А кто говорит?
- С каких пор ты перестала меня узнавать?
- Кого узнавать?
Голос был моложе Нины лет на двадцать. А на самом деле Нинин голос
лишь лет на пять моложе хозяйки. Если человека не знаешь, по голосу его
возраст угадать трудно. Голоса часто старятся раньше владельцев. Или долго
остаются молодыми.
- Ну ладно, - сказал я. - Послушай, я звоню тебе почти по делу.
- Наверно, вы все-таки ошиблись номером, - сказала Нина. - Я вас не
знаю.
- Это я, Вадим, Вадик, Вадим Николаевич! Что с тобой?
- Ну вот! - Нина вздохнула, будто ей жаль было прекращать разговор. -
Я не знаю никакого Вадика и Вадима Николаевича.
- Простите, - сказал я и повесил трубку.
Я не сразу набрал номер снова. Конечно, я просто не туда попал. Мои
пальцы не хотели звонить Нине. И набрали не тот номер. А почему они не
хотели?
Я отыскал в столе пачку кубинских сигарет. Крепких как сигары. Их,
наверное, делают из обрезков сигар. Какое у меня может быть дело к Нине?
Или почти дело? Никакого. Просто хотелось узнать, дома ли она. А если ее
нет дома, это ничего не меняет. Она может быть, например, у мамы. Или в
театре, потому что на тысячу лет не была в театре.
Я позвонил Нине.
- Нина? - сказал я.
- Нет, Вадим Николаевич, - ответила Нина. - Вы опять ошиблись. Вы
какой номер набираете?
- 149-40-89.
- А у меня Арбат - один - тридцать два - пять три.
- Конечно, - сказал я. - Арбат - это четыре?
- Арбат - это Г.
- Ничего общего, - сказал я. - Извините, Нина.
- Пожалуйста, - сказала Нина. - Я все равно не занята.
- Постараюсь к вам больше не попадать, - сказал я. - Где-то
заклиналось. вот и попадаю к вам. Очень плохо телефон работает.
- Да, - согласилась Нина.
Я повесил трубку.
Надо подождать. Или набрать сотню. Время. Что-то замкнется в
перепутавшихся линиях на станции. И я дозвонюсь. Двадцать два часа
ровно , - сказала женщина по телефону сто". Я вдруг подумал, что если ее
голос записали давно, десять лет назад, то она набирает номер сто", когда
ей скучно, когда она одна дома, и слушает свой голос, свой молодой голос.
А может быть, она умерла. И тогда ее сын или человек, который ее любил,
набирает сотню и слушает ее голос.
Я позвонил Нине.
- Я вас слушаю, - сказала Нина молодым голосом. - Это опять вы, Вадим
Николаевич?
- Да, - сказал я. - Видно, наши телефоны соединились намертво. Вы
только не сердитесь, не думайте что я шучу. Я очень тщательно набирал
номер, который мне нужен.
- Конечно, конечно, - быстро сказала Нина. - Я ни на минутку не
подумала. А вы очень спешите, Вадим Николаевич?
- Нет, - сказал я.
- У вас важное дело к Нине?
- Нет, я просто хотел узнать, дома ли она.
- Соскучились?
- Как вам сказать...
- Я понимаю, ревнуете, - сказала Нина.
- Вы смешной человек, - сказал я. - Сколько вам лет, Нина?
- Тринадцать. А вам?
- Больше сорока. Между нами толстенная стена из кирпичей.
- И каждый кирпич - это месяц, правда?
- Даже один день может быть кирпичом.
- Да, - вздохнула Нина, - тогда это очень толстая стена. А о чем вы
думаете сейчас?
- Трудно ответить. В данную минуту ни о чем. Я же разговариваю с
вами.
- А если бы вам было тринадцать лет или даже пятнадцать, мы могли бы
познакомиться, - сказала Нина. - Это было бы очень смешно. Я бы сказала:
приезжайте завтра вечером к памятнику Пушкину. Я вас буду ждать в семь
часов ровно. И мы бы друг друга не узнали. Вы где встречаетесь с Ниной?
- Как когда.
- И у Пушкина?
- Не совсем. Мы как-то встречались у России".
- Где?
- У кинотеатра Россия".
- Не знаю.
- Ну, на Пушкинской.
- Все равно почему-то не знаю. Вы, наверное, шутите. Я хорошо знаю
Пушкинскую площадь.
- Неважно, - сказал я.
- Почему?
- Это давно было.
- Когда?
Девочке не хотелось вешать трубку. почему-то она упорно продолжала
разговор.
- Вы одна дома? - спросил я.
- Да. Мама в вечернюю смену. Она медсестра в госпитале. Она на ночь
останется. Она могла бы прийти и сегодня, но забыла дома пропуск.
- Ага, - сказал я. - Ладно, ложись спать, девочка. Завтра в школу.
- Вы со мной заговорили как с ребенком.
- Нет, что ты, говорю с тобой, как со взрослой.
- Спасибо. Только сами, если хотите, ложитесь спать с семи часов. До
свидания. И больше не звоните своей Нине. А то опять ко мне попадете. И
разбудите меня, маленькую девочку.
Я повесил трубку. Потом включил телевизор и узнал о том, что луноход
прошел за смену 337 метров. Луноход занимался делом, а я бездельничал. В
последний раз я решил позвонить Нине уже часов в одиннадцать, целый час
занимал себя пустяками. И решил, что, если опять попаду на девочку, повешу
трубку сразу.
- Я так и знала, что вы еще раз позвоните, - сказала Нина, подойдя к
телефону. - Только не вешайте трубку. Мне, честное слово, очень скучно. И
читать нечего. И спать еще рано.
- Ладно, - сказал я. - Давайте разговаривать. А почему вы так поздно
не спите?
- Сейчас только восемь, - сказала Нина.
- У вас часы отстают, - сказал я. - Уже двенадцатый час.
Нина засмеялась. Смех у нее был хороший, мягкий.
- Вам так хочется от меня отделаться, что просто ужас, - сказала она.
- Сейчас октябрь, и потому стемнело. И вам кажется, что уже ночь.
- Теперь ваша очередь шутить? - спросил я.
- Нет, я не шучу. У вас не только часы врут, но и календарь врет.
- Почему врет?
- А вы сейчас мне скажете, что у вас вовсе не октябрь, а февраль.
- Нет, декабрь, - сказал я. И почему-то, будто сам себе не поверил,
посмотрел на газету, лежавшую рядом, на диване. Двадцать третье декабря
- было написано под заголовком.
Мы помолчали немного, я надеялся, что она сейчас скажет до
свидания". Но она вдруг спросила:
- А вы ужинали?
- Не помню, - сказал я искренне.
- Значит, не голодный.
- Нет, не голодный.
- А я голодная.
- А что, дома есть нечего?
- Нечего! - сказала Нина. - Хоть шаром покати. Смешно, да?
- Даже не знаю, как вам помочь, - сказал я. - И денег нет?
- Есть, но совсем немножко. И все уже закрыто. А потом, что купишь?
- Да, - согласился я. - Все закрыто. Хотите, я пошурую в
холодильнике, посмотрю, что там есть?
- У вас есть холодильник?
- Старый, - сказал я. - Север". Знаете такой?
- Нет, - сказала Нина. - А если найдете, что потом?
- Потом? Я схвачу такси и подвезу вам. А вы спуститесь к подъезду и
возьмете.
- А вы далеко живете? Я - на Сивцевом Вражке. Дом 15/25.
- А я на Мосфильмовской. У Ленинских гор. За университетом.
- Опять не знаю. Только это неважно. Вы хорошо придумали, и спасибо
вам за это. А что у вас есть в холодильнике? Я просто так спрашиваю, не
думайте.
- Если бы я помнил, - сказал я. - Сейчас перенесу телефон на кухню, и
мы с вами посмотрим.
Я прошел на кухню, и провод тянулся за мной, как змея.
- Итак, - сказал я, - открываем холодильник.
- А вы можете телефон носить за собой? Никогда не слышала о таком.
- Конечно, могу. А ваш телефон где стоит?
- В коридоре. Он висит на стенке. И что у вас в холодильнике?
- Значит, так... что тут, в пакете? Это яйца, неинтересно.
- Яйца?
- Ага. Куриные. Вот, хотите, принесу курицу? Нет, она французская,
мороженая. Пока вы ее сварите, совсем проголодаетесь. И мама придет с
работы. Лучше мы вам возьмем колбасы. Или нет, нашел марокканские сардины,
шестьдесят копеек банка. И к ним есть полбанки майонеза. Вы слышите?
- Да, - сказала Нина совсем тихо. - Зачем вы так шутите? Я сначала
хотела засмеяться, а потом мне стало грустно.
- Это еще почему? В самом деле так проголодались?
- Нет, вы же знаете.
- Что я знаю?
- Знаете, - сказала Нина. Потом помолчала и добавила: - Ну и пусть!
Скажите, а у вас есть красная икра?
- Нет, - сказал я. - Зато есть филе палтуса.
- Не надо, хватит, - сказала Нина твердо. - Давайте отвлечемся. Я же
все поняла.
- Что поняла?
- Что вы тоже голодный. А что у вас из окна видно?
- Из окна? Дома, копировальная фабрика. Как раз сейчас,
полдвенадцатого, смена кончается. И много девушек выходит из проходной. И
еще виден Мосфильм". И пожарная команда. И железная дорога. Вот по ней
сейчас идет электричка.
- И вы все видите?
- Электричка, правда, далеко идет. Только видна цепочка огоньков,
окон!
- Вот вы и врете!
- Нельзя так со старшими разговаривать, - сказал я. - Я не могу
врать. Я могу ошибаться. Так в чем же я ошибся?
- Вы ошиблись в том, что видите электричку. Ее нельзя увидеть.
- Что же она, невидимая, что ли?
- Нет, видимая, только окна светиться не могут. Да вы вообще из окна
не выглядывали.
- Почему? Я стою перед самым окном.
- А у вас в кухне свет горит?
- конечно, а так как же я в темноте в холодильник бы лазил? У меня в
нем перегорела лампочка.
- Вот, видите, я вас уже в третий раз поймала.
- Нина, милая, объясни мне, на чем ты меня поймала.
- Если вы смотрите в окно, то откинули затемнение. А если откинули
затемнение, то потушили свет. Правильно?
- Неправильно. Зачем же мне затемнение? Война, что ли?
- Ой-ой-ой! Как же можно так завираться? А что же, мир, что ли?
- Ну, я понимаю, Вьетнам, Ближний Восток... Я не об этом.
- И я не об этом... Постойте, а вы инвалид?
- К счастью, все у меня на месте.
- У вас бронь?
- Какая бронь?
- А почему вы тогда не на фронте?
- Вот тут я в первый раз только заподозрил неладное. Девочка меня
вроде бы разыгрывала. Но делала это так обыкновенно и серьезно, что чуть
было меня не испугала.
- На каком я должен быть фронте, Нина?
- На самом обыкновенном. Где все. Где папа. На фронте с немцами. Я
серьезно говорю, я не шучу. А то вы так странно разговариваете. Может
быть, вы не врете о курице и яйцах?
- Не вру, - сказал я. - И никакого фронта нет. Может быть, и в самом
деле мне подъехать к вам?
- Так и я в самом деле не шучу! - почти крикнула Нина. - П вы
перестаньте. Мне сначала было интересно и весело. А теперь стало как-то не
так. Вы меня простите. Как будто вы не притворяетесь, а говорите правду.
- Честное слово, девочка, я говорю правду, - сказал я.
- Мне даже страшно стало. У нас печка почти не греет. Дров мало. И
темно. Только коптилка. Сегодня электричества нет. И мне одной сидеть ой
как не хочется. Я все теплые вещи на себя накутала.
И тут же она резко и как-то сердито повторила вопрос:
- Вы почему не на фронте?
- На каком я могу быть фронте? - Уже и в само деле шутки зашли
куда-то не туда. - Какой может быть фронт в семьдесят втором году!
- Вы меня разыгрываете?
Голос опять сменял тон, был он недоверчив, выл он маленьким, три
вершка от пола. И невероятная, забытая картинка возникла перед глазами -
то, что было с мной, но много лет, тридцать или больше лет назад. когда
мне тоже было двенадцать лет. И в комнате стояла буржуйка. И я сижу не
диване, подобрав ноги. И горит свечка, или это было керосиновая лампа? И
курица кажется нереальной, сказочной птицей, которую едят только в
романах, хотя я тогда не думал о курице...
- Вы почему замолчали? - спросила Нина. - Вы лучше говорите.
- Нина, - сказал я. - Какой сейчас год?
- Сорок второй, - сказала Нина.
И я уже складывал в голове ломтики несообразностей в ее словах. Она
не знает кинотеатра Россия". И телефон у нее только из шести номеров. И
затемнение...
- Ты не ошибаешься? - спросил я.
- Нет, - сказала Нина.
Она верила в то, что говорила. Может, голос обманул меня? Может, ей
не тринадцать лет? Может, она, сорокалетняя женщина, заболела еще тогда,
девочкой, и ей кажется, что она осталась там, где война?
- Послушайте, - сказал я спокойно. Не вешать же трубку. - Сегодня
двадцать третье декабря 1972 года. Война кончилась двадцать семь лет
назад. Вы это знаете?
- Нет, - сказала Нина.
- Вы знаете это. Сейчас двенадцатый час... Ну как вам объяснить?
- Ладно, - сказал Нина покорно. - Я тоже знаю, что вы не привезете
мен курицу. Мне надо было догадаться, что французских куриц не бывает.
- Почему?
- Во Франции немцы.
- Во Франции давным-давно нет никаких немцев. Только если туристы. Но
немецкие туристы бывают и у нас.
- Как так? Кто их пускает?
- А почему не пускать?
- Вы не вздумайте сказать, что фрицы нас победят! Вы, наверно, просто
вредитель или шпион?
- Нет, я работаю в СЭВе, Совете Экономической Взаимопомощи. Занимаюсь
венграми.
- Вот и опять врете! В Венгрии фашисты.
- Венгры давным-давно прогнали своих фашистов. Венгрия -
социалистическая республика.
- Ой, а я уж боялась, что вы и в самом деле вредитель. А вы все-таки
все выдумываете. Нет, не возражайте. Вы лучше расскажите мне, как будет
потом. Придумайте что хотите, только чтобы было хорошо. Пожалуйста. И
извините меня, что я так с вами грубо разговаривала. Я просто не поняла.
И я не стал больше спорить. Как объяснить это? Я опять представил
себе, как сижу в этом самом сорок втором году, как не хочется узнать,
когда наши возьмут Берлин и повесят Гитлера. И еще узнать, где я потерял
хлебную карточку за октябрь. И сказал:
- Мы победим фашистов 9 мая 1945 года.
- Не может быть! Очень долго ждать.
- Слушай, Нина, и не перебивай. Я знаю лучше. И Берлин мы возьмем
второго мая. Даже будет такая медаль - За взятие Берлина . А Гитлер
покончит с собой. Он примет яд. И даст его Еве Браун. А потом эсэсовцы
вынесут его тело во двор имперской канцелярии, и обольют бензином, и
сожгут.
Я рассказывал это не Нине. Я рассказывал это себе. И я послушно
повторял факты, если Нина не верила или не понимала сразу, возвращался,
когда она просила пояснить что-нибудь, и чуть было не потерял вновь ее
доверия, когда сказал, что Сталин умрет. Но я потом вернул ее веру,
поведав о Юрии Гагарине и о новом Арбате. И даже насмешил Нину, рассказав
о том, что женщины будут носить брюки-клеш и совсем короткие юбки. И даже
вспомнил, когда наши перейдут границу с Пруссией. Я потерял чувство
реальности. Девочка Нина и мальчишка Вадик
![Рассказы, Булычев Кир, читать или скачать бесплатно эту книгу. бесплатно скачать]( "Рассказы, Булычев Кир, читать или скачать бесплатно эту книгу. скачать бесплатно, без регистрации")
Рассказы, Булычев Кир, читать или скачать бесплатно эту книгу.">
|
|
Просмотров: 314 |
Добавил: sergey3230i
| Рейтинг: 0.0/0 |
|